НФ-идеи остаются почвой, на которой произрастает знание
Публикация: журнал «Банки и деловой мир». — 2013. — № 8 (244). Глеб ГУСАКОВ — писатель-фантаст и издатель, один из лидеров ставшего сейчас очевидным возрождения отечественной научной фантастики. НФ описывает миры, в которых действуют законы природы (пусть и с учетом фантастических допущений), а не условия сказки. И не раз происходило так, что идеи, высказанные писателями, становились путеводной звездой для нового поколения ученых… Так что же представляет собой современная фантастика, способна ли она по-прежнему приближать будущее, уже сейчас делая его реальностью для читателей?
БДМ: Каковы компоненты успешной научной фантастики, ее, так сказать, родовые черты?
Автор должен быть носителем научного мировоззрения. Это прямо не отражается в тексте, но это должно быть. НФ-идеи должны подаваться не в лоб, например, в виде лекционных монологов-отступлений персонажей или автора, а органично вплетены в сюжет. Лучше это делать не в виде описания открытий, изобретений и прочего, а показывать технологии будущего в действии так, чтобы подтолкнуть читателя к вопросам: а как это работает, а возможно ли вот так в принципе?
Сделав одно или несколько сильных фантастических допущений (это все же «Ф», хотя и «Н»), важно построить на их основе непротиворечивую логическую картину мира, измененного этими допущениями. Нарушения внутренней логики неприемлемы, и даже если в тексте описываемый мир, социум, показан краем, автор должен держать в голове всю картинку, дабы избежать нестыковок и ляпов.
Таким образом, яркий, сочный, правдоподобный мир (в рамках сделанных, повторяю, допущений) — условие важнейшее. Более того, этот мир должен обладать отсылками и аллюзиями к современности, а не быть полностью от нее оторван, не находиться в информационном вакууме. Писатель должен оперировать социальными архетипами.
И наконец, острый сюжет и обязательно — конфликт. Конфикт старого и нового, конфликт взаимонепонимания чуждых друг другу культур, конфликт «человек и новый социум», иначе читать будет неинтересно.
БДМ: Можно назвать примеры фантастического в нашей реальности? Ведь многие из проектов, которые еще недавно были описаны в фантастике (тот же трехмерный принтер), уже реализованы учеными и имеют все шансы через пару десятилетий стать повседневной реальностью.
Сколько угодно. Американский киберпанк возник на рубеже 1980-х, когда не было ни персональных компьютеров, ни мобильных средств связи, ни социальных сетей — всего того, что мы теперь называем виртуальностью. Там же содержался прогностический социальный месседж: в эпоху возможности тотального информационного контроля, создания симулякров действительности реальная власть будет прнадлежать тем, в чьих руках сосредоточены информационные и вычислительные ресурсы. Очень точный прогноз.
Если говорить о мелочах, возьмем микромеханику. Все пользуются планшетами и тачпадами, но мало кто знает, какие фантастические технологии стоят за обычным интерактивным экраном мобильника или планшета. Или биологию: возможность выращивать отдельные органы — уже не фантастика, это делается. Квантовый компьютер: он создан — и ничего, что размеры его таковы, что в небольшую комнату не поместишь. Первые ЭВМ тоже занимали целые машинные залы. А квантовый компьютер — полшага до искусственного интеллекта. Подлинная революция в способах хранения информации: пресловутый «кристалл записи», который кто только из фантастов не поминал, — теперь реальность. А это уже достижения квантовой физики.
Но главное — изменился социум. Этого мы сами не замечаем, но вот словечко «фрилансер», плотно вошедшее в обиход. И обозначает оно теперь человека, который может зарабатывать дистанционно, сидя на диване, не будучи связанным с офисом или фирмой. Этот качественный переход мало кто оценил.
БДМ: Может быть, научная фантастика актуальна и потому, что людям (в первую очередь — молодым) тесно в нашей реальности и хочется большего?
Научная фантастика, в отличие от научпопа, всегда оперировала идями, пусть и не противоречащими научной картине мира, но слишком безумными, чтобы ученые воспринимали их всерьез. Мало кто знает, что, например, пульсары были предсказаны именно фантастом, еще в 1930-е годы, однако понадобилось еще три десятка лет, чтобы о них заговорили физики-теоретики, а потом и открыли астрономы. Таких примеров множество, но фантастическое предсказание забывается, а научное остается. Однако НФ-идеи остаются почвой, на которой зачастую произрастает знание. Молодежь, в том числе имеющая отношение или просто проявляющая интерес к науке, к технике, отличается более гибким мышлением, им проще воспринять «безумные идеи» и через них строить прогнозы или размышлять о будущем. А дети, как известно, — наше будущее.
БДМ: Можно ли сказать, что именно сейчас научная фантастика как искусство предсказания-описания будущего снова потеснила в массовом сознании футурологию?
Очевидно, это так. Футурологи уже столько раз ошибались, используя метод прямой экстраполяции и не учитывая качественные скачки. А фантастическое допущение — всегда качественный скачок.
БДМ: Поклонников научной фантастики часто считают достаточно закрытой субкультурой. Что нужно для произведения, чтобы оно, именно в качестве книги, а не экранизации, заинтересовало даже людей, отчасти к фантастике равнодушных?
Произведение должно, при всей возможной необычности, быть внутренне непротиворечивым и опираться на архетипы. Поэтому фантасты часто используют и философию, и религию, а главное — социологию. Мир может быть сколь угодно экзотическим, но проблемы должны транслироваться на современность. Всегда востребована фантастика с сильным социальным элементом.
БДМ: Открываешь книгу, а там описание чужой цивилизации, культуры, расы. Помогает ли фантастика не только понять иных, не похожих на нас, но и, поняв, хотя бы отчасти решить актуальную сейчас проблему ксенофобии? Когда у вас включается программа «Чужой», вы это замечаете и вспоминаете тот «Солярис»?
Именно проблема ксенофобии — одна из тем, которая приближает научную фантастику к читателю, особенно в нашем мире, раздираемом межэтническими, религиозными и прочими противоречиями.С другой стороны, проблему ксенофобии можно, казалось бы, ставить и в фэнтези, но тут нужного эффекта не будет. Научная фантастика это всегда в сознании (и подсознании!) читателя — «то, что может случиться», а фэнтези — «то, чего не может быть». Понятно, что «гномов дело свято, эльфы нарвались сами», но в подсознании читателя все это на уровне сказки. Фэнтези эскапична по сути и в проблематику (кроме лучших образцов) на уровне подсознания не вовлекает: в голове читателя крепко сидит, что все это сказки, основной упор идет на функцию развлечения, а не обучения и воспитания. Мир-то — вымышленный от начала и до конца, нет «якорей», связующих с современностью. Никакой социальной прогностики.
В этом плане перед фэнтези и «вампирскими сагами» выигрывает даже реалистическая проза. Например, только что вышел роман датского писателя Нильса Хагена «Охота на викинга», повествующий о приключениях европейского топ-менеджера в Москве. Роман интересен именно темой столкновения и взаимопроникновения разных ментальностей и тем, как человеку Запада на личном опыте удается понять, что такое «русская душа», «русский бизнес»… Чистая фантастика!
БДМ: Как вы считаете, закончилась ли уже Эпоха Великих Открытий? Или именно научная фантастика теперь занята тем, что описывает неведомые берега и невиданные дали?
Любой действующий ученый скажет вам, что мы стоим в преддверии новой Эпохи Великих Открытий, или, выражясь языком ученых, — смены парадигмы научного мышления. Именно фантасты — настоящие, разумеется, научные фантасты, а не авторы приключенческих романов в НФ-антураже, и занимаются отработкой моделей изменившейся реальности, качественного перехода. Что же касается антуражной фантастики — это обычная приключенческая литература, которая была во все времена, только в отличие от Фенимора Купера или Роберта Льюиса Стивенсона, действие отнесено не в дальние моря или прерии, а, например, в космос. Но качественной разницы тут нет, нет науки, нет и фантастики. Впрочем, подросткам нужна и такая литература.
БДМ: Возможны ли в очень далеком будущем, масштабные войны между различными цивилизациями и к чему они способны привести?
Возможны. Потому что чем «различнее» цивилизации, тем труднее им друг друга понять, а значит, конфликт возможен даже исключительно из-за того, что они «говорят на разных языках», обладают разной психологией, и информация транслируется искаженно. Чем это может закончиться, показал еще великий поляк Станислав Лем в своем последнем художественном произведении — романе «Фиаско». Название говорит само за себя.
БДМ: Как вы считаете, будет ли создан настоящий искусственный интеллект и какое место займут его носители в человеческом обществе?
Будет. Какое место? Тут мнения фантастов (и философов, между прочим!) расходятся. Основных трендов два.
Первый пессимистичный: человек — эволюционное звено между биологическим животным миром и машинным интеллектом, более совершенным и неуязвимым. Грубо говоря, наше эволюционное предназначение и есть создание ИИ, после чего мы уступаем престол «венца творения» искусственному разуму.
Второй более оптимистичен и основан на том, что человек как биологический вид практически не эволюционирует. Значит, нас ждет техногенная эволюция и сращивание «души человеческой» и «умной машины» — в той или иной пропорции. Новая земля и новое небо.
БДМ: Считаете ли вы допустимым использование генной инженерии для изменения генома человека, и в каких целях?
Это будет происходить вне зависимости от того, считаю я это допустимым или нет. На первый план тут выходит целесообразность. Если возможно изменить геном так, чтобы организм сам уничтожал раковые клетки — это будет сделано. Если возможно улучшить геном так, чтобы не было генетических заболеваний или даже предрасположенностей, вроде алкоголизма, — это будет сделано. Дальше — больше. Если человечество решится на масштабную космическую экспансию, даже в рамках Солнечной системы, понадобится человек, устойчивый к радиации, низкому давлению, надолго запасающий кислород в тканях, способный к сверхперегрузкам, как физическим, так и психоэмоциональным, — и это будет сделано.
БДМ: Чем одиночество современного человека отличается от одиночества прежних столетий? И может ли помочь выйти из него фантастика?
Тем, что человек перешел к общению с внешним миром через экран компьютера. Но общается-то он с буковками на экране, а в глаза глядеть уже боится. В Сети запросто можно «подружиться» с аватаром на том конце провода, но реала люди начинают бояться. В реале человек, общаясь, считывает и невербальную информацию: жесты, мимику, интонации и страх, подсознательный страх, что личность окажется сильно отличной (извините за невольный каламбур) от ее виртуального воплощения, от выстроенного образа, зачастую оказывается слишком велик. Потому интернет-общение суррогатно по сути, и одиночество человека усугубляется. А фантастика — это все же литература, ее задача ставить вопросы и помогать находить ответы. Ибо правильно поставленный вопрос, как известно, уже содержит в себе половину ответа.
БДМ: Может именно научная фантастика предложить реалистичный вариант светлого будущего, где решены или решаются многие мировые проблемы?
Может. Более того, сейчас в нашем обществе — социальный заказ именно на такую фантастику. Времена расцвета посткатастрофной фантастики позади. Именно научная фантастика может назвать, следовательно — «материализовать» подобные варианты. Другое дело, что произведение все равно не должно быть бесконфликтным — читать станет неинтересно.
БДМ: Какой самый вредный домысел человека?
Полагать, что если я так думаю о чем-либо, то и все так думают. Что если я поступаю так в каких-то обстоятельствах, то и другие так же поступят.
БДМ: Вы считаете себя просветителем? Как вы относитесь к проблеме просвещения?
В какой-то мере — да, хотя это все высокие слова. А проблема есть. И решать ее должны совместно научно-популярная (в том числе и историческая) и научно-фантастическая (в том числе и социальная) литература.
