Приветствую Вас Гость | RSS

Персональный сайт Антона Первушина

Четверг, 28.03.2024, 13:19
Главная » Тексты » Статьи и эссе

Образы космической экспансии 3 (Эвхронии Великого Кольца)

 

Антон Первушин

ЭВХРОНИИ ВЕЛИКОГО КОЛЬЦА

Эссе из цикла «Образы космической экспансии»

Публикации:

В журн. «Полдень, XXI век». — 2012. — № 10 (октябрь). — с.157-168.

 

 

1.

В 1957 году, в январском номере, популярный журнал «Техника — молодежи» начал публикацию сокращенного варианта нового романа известного писателя-фантаста Ивана Антоновича (Антиповича) Ефремова.

Роман назывался «Туманность Андромеды» и начинался с характерной фразы «В центре выгнутого пульта выделялся один широкий багряный циферблат», сразу настраивавшей читателя на определенный лад: становилось ясно, что это фантастика с ярко выраженным техническим уклоном.

В редакционной врезке сообщалось, что «в течение многих лет Иван Антонович Ефремов заслуженно считается одним из любимых писателей нашей молодежи. Ученый-палеонтолог, он известен в науке с 1927 года рядом оригинальных и ценных работ. В 1942 году И.А.Ефремов написал семь своих первых рассказов, среди которых такие известные, как "Встреча над Тускаророй” и "Озеро Горных духов”. С этого времени крупный ученый стал известен и как талантливый писатель. Роман "Туманность Андромеды”, который мы начали печатать, является новым произведением И.А.Ефремова, показывающим молодежи жизнь далекого будущего, его высокую технику и новые взаимоотношения людей».

Действительно, к тому времени палеонтолог-эволюционист Иван Ефремов был хорошо известен советским любителям жанровой прозы своими необычными рассказами, в которых чудесное переплеталось с реальным, а фантазия представала частью научного мышления. Из русских классиков первым заметил эти тексты Алексей Николаевич Толстой — говорят, что уже будучи больным Толстой пригласил Ефремова к себе и без обиняков спросил: «Рассказывайте, как вы стали писателем! Как вы успели выработать такой изящный и холодный стиль?». Благодаря его ходатайству беспартийного Ивана Ефремова быстро приняли в Союз писателей СССР.

«Туманность Андромеды» — не самый лучший роман Ивана Антоновича, но, пожалуй, самый известный. Сегодня считается, что именно «Туманность Андромеды» стала образцом новой фантастики, которая пришла на смену утилитарной фантастике «ближнего прицела».

Вот что говорил по этому поводу Аркадий Натанович Стругацкий: «В те годы вышла в свет "Туманность Андромеды” Ивана Антоновича Ефремова, которая произвела буквально ошеломляющее впечатление и оказала огромное влияние на всю последующую советскую фантастику. Это было первое произведение такого взлета фантазии, такого полета духа. И причем, обратите внимание, это необозримо далекое будущее отнюдь не было таким безобидным и розово-радостным. И в нем были потери и разочарования, и даже через тысячелетия перед человечеством будут стоять неразрешимые загадки, мучаясь над которыми, будут гибнуть лучшие люди, гибнуть или уходить в невозвратный космос. Да, это была большая книга, написанная настоящим художником и мыслителем».

«Туманность Андромеды» — не простой научно-фантастический текст, это коммунистическая утопия. Ефремов не был членом КПСС, однако верил, что будущее принадлежит коммунистам. Грядущую победу коммунизма он связывал не только с глобализацией и уничтожением государственных институтов старого образца, но и с выходом человечества в космическое пространство. Иван Антонович сам писал позднее, что наиболее важным для него при создании романа была полемика с западными фантастами, представляющими освоение Галактики чем-то сродни освоению Дикого Запада. Советский фантаст не сомневался, что, выйдя на межзвездные трассы, земляне неизбежно встретят представителей других цивилизаций, которые также «поднялись на высшую — коммунистическую — ступень общественного развития». По мнению Ефремова, в этом случае между цивилизациями не возникнет антагонизма — наоборот, они будут рады установить контакт и наладить постоянный культурный обмен в рамках так называемого Великого Кольца миров.

 «Туманность Андромеды» оказала серьезнейшее влияние не только на дальнейшее развитие советской фантастики, но и на мировоззрение тех, кто реально созидал будущее. Известно, например, что это произведение очень высоко оценивал Главный конструктор ракетно-космической техники Сергей Павлович Королёв, до того довольно пренебрежительно отзывавшийся о фантастике и фантастах. Можно предположить, что Ефремов заполнял некий идеологический вакуум, который для советских граждан того времени не могла и не умела заполнить официальная пропаганда: фактически писатель объяснял, зачем нужны эта странная власть и эта космонавтика, но главное — показывал, что именно «советская цивилизация» способна в перспективе дать миру.

Таким образом, утопия Ефремова сделалась органичной частью глобальной коммунистической эвхронии, объединявшей различные векторы целеполагания и образы будущего в общее непротиворечивое целое. Эвхрония пробуждала определенные ожидания, которые, как ни странно, продолжают жить даже после крушения коммунистической идеи. Однако сегодня эти ожидания ничем не подкреплены и должны быть отвергнуты, поскольку нет ничего опаснее для дальнейшего развития, чем реанимация архаичных идей.

Чтобы вернуться из утопии в реальность, мы разберем представления Ивана Ефремова о космической экспансии и докажем, что они основывались на ошибочных предпосылках и, как следствие, не могут быть использованы при моделировании будущего.

 2.

Иван Антонович Ефремов, как мы помним, был профессиональным палеонтологом, прекрасно разбирался в биологии и геологии. Понятно, что к теоретической космонавтике или практическому ракетостроению он никакого отношения не имел и мог почерпнуть информацию о ней только из научно-популярных статей и книг.

Метод работы Ефремова был довольно прост, о чем он прямо пишет в статье «На пути к роману "Туманность Андромеды”», опубликованной в журнале «Вопросы литературы» (№ 4, 1961 год):

«Еще в пору занятий наукой я выработал в себе привычку фиксировать те проблемы и гипотезы, которые занимали, волновали меня. У меня существовали специальные блокноты, которые я в шутку называл "премудрыми тетрадями”. В них делались различные пометки, наброски для памяти. Когда появился интерес к литературе, круг вопросов, занимавших меня, естественно, расширился, что сказалось и на характере моих записей: они стали более подробными. Если раньше одной "премудрой тетради” мне хватало на несколько лет, то теперь я исписывал их две-три за год. Я заносил в них литературные идеи, но не просто "голую мысль”, а ряд деталей, фактов, сведений, группировавшихся вокруг какого-то стержня. <...> Особенно много записей появилось в моих "премудрых тетрадях”, когда обдумывалась "Туманность Андромеды”. Меня интересовали вопросы передовой современной науки самого широкого профиля и преимущественно тех отраслей, которые я знал хуже: физики, химии, медицины и т. п. Несколько лет я внимательно следил за всем, что в этих науках происходило. Нужно было понять, над какими вопросами бьется мысль современных биологов, астрономов, физиков...»

Кроме того, Ефремов принадлежал к новому поколению русских ученых, которые ушли из кабинетов в поле, быстро приучившись любую идею поверять опытом. В повести «Звездные корабли» (1947) Иван Антонович очень хорошо показал работу такого ученого: столкнувшись с феноменом из посторонней области научного знания (астробиологии), персонаж обращается к уважаемым авторитетам в этой области, сам едет в обсерваторию, чтобы взглянуть в трубу телескопа на далекие звезды, дающие тепло и свет чуждым существам.

Не сомневаюсь, что если бы у Ефремова была возможность при написании «Туманности Андромеды» обратиться к руководителям ракетно-космической программы за консультацией, он дошел бы до самого Королёва и, возможно, добрался бы до первого ракетного полигона Капустин Яр — однако из-за повышенной секретности, которая окружала деятельность советских ракетчиков, подобное вряд ли было реально. Достаточно вспомнить маленький факт, который красноречивее других характеризует эпоху: академик Сергей Павлович Королёв не мог публиковать статьи под собственной фамилией и пользовался псевдонимом «проф. К.Сергеев» (единственное исключение — статья «Основоположник ракетной техники», приуроченная к столетию Циолковского); сама его фамилия как Главного конструктора была рассекречена только после смерти.

Ивану Ефремову, который ничего не знал о Королёве, предлагался довольно большой выбор из популяризаторов космонавтики: Карл Гильзин, Феликс Зигель, Борис Ляпунов, Георгий Покровский, Юрий Хлебцевич, Ари Штернфельд. Все они имели достаточное количество публикаций и свое собственное видение перспектив развития космонавтики. Кого же из них предпочесть?..

Выскажу гипотезу: вариант космической экспансии, описанный в романе «Туманность Андромеды», имел в своей основе теоретические построения Ари Абрамовича Штернфельда, который в середине 1950-х годов был крупнейшим из теоретиков космонавтики, публикуемых в открытой печати. Собственно, именно Штернфельд привнес австрийский термин «Kosmonautik» в русский и французский языки, противопоставляя его более распространенной «астронавтике» и при этом резонно указывая, что «определение науки, изучающей движение в межпланетном пространстве, должно дать понятие о среде, в которой предполагается движение (космос), но не об одной из возможных его целей».

Расскажу немного о Штернфельде, поскольку он гораздо менее известен, чем Константин Циолковский, хотя в отдельных областях превзошел основоположника. Ари Абрамович был выходцем из польского города Серадз, учился в Ягеллонском университете в Кракове, затем — в Институте механики Нансийского университета во Франции. Там он увлекся проблематикой межпланетных полетов, переписывался с крупнейшими теоретиками того времени: Константином Циолковским, Робером Эсно-Пельтри, Германом Обертом и Вальтером Гоманом. В период с 1929 по 1933 годы он создал капитальный труд «Введение в космонавтику», представив его в Варшавском и Парижском университетах. В 1934 году Комитет астронавтики Французского астрономического общества отметил «Введение...» поощрительной премией, о чем не забывали упомянуть журналисты, представляя новые работы Штернфельда публике. Однако с французами у Ари Абрамовича не заладилось, и он переехал в Советский Союз, где устроился старшим инженером в Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), причем сразу в отдел Сергея Королёва. «Введение в космонавтику» было переведено на русский и издано в 1937 году. В тот же период руководство РНИИ попало под каток репрессий за связи с маршалом Тухачевским, который курировал довоенную ракетную программу. Хотя Штернфельд лучше других сотрудников института подходил на звание «иностранного шпиона», ему повезло — он отделался увольнением, но позднее уже не смог найти работу по специальности, занявшись популяризацией. Его статьи и научно-фантастические очерки публиковались в журналах «Вокруг света», «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Огонек»,  «Природа», «Техника — молодежи», «Юность», в газетах «Вечерняя Москва», «Комсомольская правда», «Красная звезда» «Московский комсомолец», «Московская правда» и других. Эти тексты активно переводились, издавались в европейских странах, в Китае и даже в Корее. Кроме того, Штернфельд не уходил окончательно из науки — его теоретические работы периодически появлялись в специальных изданиях, он запатентовал несколько изобретений. После войны начали выходить новые книги Штернфельда, в которых его теоретические изыскания удачно сочетаются с популярным изложением проблематики космической экспансии: «Полет в мировое пространство» (1949), «Межпланетные полеты» (1955, 1956), «Искусственные спутники Земли» (1956). Кстати, первую из книг иллюстрировал Николай Кольчицкий, работавший позднее со многими писателями-фантастами — и благодаря его рисункам выкладки Штернфельда обрели изящную зримость.

Разумеется, Иван Ефремов не мог обойти вниманием такую фигуру, как Ари Штернфельд, и, ознакомившись со списком напечатанных трудов, должен был проникнуться уважением к этому представителю генерации ученых, намного опередивших свое время. Ведь на фоне Штернфельда остальные популяризаторы космонавтики выглядели более чем скромно, придя в жанр в начале 1950-х — ученики, а не мастера.

На знакомство Ивана Ефремова с идеями Ари Штернфельда указывает и фабула романа. Тем, кто давно не перечитывал «Туманность Андромеды», напомню, что в ней имеются две повествовательные линии: история 37-й звездной экспедиции и утопическое описание Земли, процветающей при коммунизме под эгидой Великого Кольца миров. Звездолет первого класса «Тантра» отправляется в экспедицию, чтобы установить причины гибели цивилизации планеты Зирда. Потратив около семи лет на путешествие с субсветовой скоростью, земляне выясняют, что «братья по разуму» погибли в результате безответственных экспериментов с радиоактивными веществами. На обратном пути «Тантра» должна встретиться со звездолетом второго класса «Альграб», который нес запасы «анамезона» — вещества с разрушенными мезонными связями ядер, обладавшего световой скоростью истечения и используемого в качестве топлива для межзвездных кораблей. Однако «Альграб» погиб, столкнувшись с метеоритом (в описываемом мире от таких столкновений гибнет каждый десятый звездолет!), и «Тантра» из-за недостатка топлива может навсегда затеряться в пустоте. В поисках выхода из критического положения астронавигатор Эрг Ноор предлагает совершить разгон с использованием маневра в гравитационном поле, обосновывая свою идею следующим образом:

«На нашем пути есть сильное поле тяготения — область скопления темного вещества в Скорпионе, около звезды 6555-ЦР+11-ПКУ. <...> Чтобы избежать траты горючего, следует отклониться сюда, к Змее. При меньшей скорости мы могли бы пойти безмоторным полетом, используя гравитационные поля в качестве ускорителей. Но невыгодно общее замедление хода».

Однако именно «безмоторные» полеты, в том числе с использованием гравитационного маневра, были особым «коньком» Ари Штернфельда; именно им он посвятил множество своих работ и главную из них — «Введение в космонавтику».

Больше того, в романе «Туманность Андромеды» вкратце описываются этапы космической экспансии человечества, которые поразительно совпадают с представлениями о них Штернфельда.

Рассмотрим их. Первые экспедиции к ближайшим планетам будут совершены на «хрупких планетолетах». В то же время Землю охватит пояс искусственных спутников, выполняющих широкий спектр задач. После вхождения в Великое Кольцо человечество получит информацию об «анамезоне» и благодаря ей сможет открыть межзвездную навигацию на субсветовых скоростях.

Со своей стороны Штернфельд доказывал, что большие искусственные спутники необходимы для осуществления межпланетных перелетов как промежуточные базы и станции связи. Полеты к другим звездам, по мнению теоретика, могут начаться лишь при появлении «лучистой» ракеты (то есть фотонного звездолета), которая будет использовать всю внутреннюю энергию вещества. Примечательно, что в его книге «Полет в мировое пространство» (1949) есть целая глава, посвященная проблематике космической связи, в которой указывается, что такая связь станет реальностью, если для нее использовать «мощные потоки строго направленных ультракоротких радиоволн». Но как обеспечить необходимую «строгую направленность»? Возможно, именно этот вопрос подтолкнул Ивана Ефремова к идее Великого Кольца.

 3.

Рассказывая о космонавтике, Ари Штернфельд не пытался объять необъятное и оставлял технические вопросы на усмотрение инженеров. Посему Иван Ефремов не мог почерпнуть из его трудов конкретные детали по поводу управления космическими аппаратами и обеспечению связи между ними. Больше того, он вообще нигде не мог почерпнуть такие детали — в то время это была одна из самых засекреченных оборонных тематик. Посему писатель прибег к экстраполяции, как это часто делают фантасты и футурологи, когда информации о реальном положении дел в той или иной сфере недостаточно. Ефремову было ясно, что радиотехника и автоматика будут развиваться — но насколько глубоко и широко? Он попытался экстраполировать современные ему достижения и получил парадоксальный результат: наиболее сложные операции, требующие значительной вычислительной мощности, машинам доверить нельзя.

Приведу несколько примеров такого парадоксального взгляда на развитие техники будущего. Описанное в романе единое земное сообщество участвует в межзвездном обмене информацией, причем качество этой информации, несмотря на колоссальную потребляемую мощность (для пятнадцатиминутной передачи телевизионной картинки используется «шестьдесят три процента земной энергии») оставляет желать лучшего: вместо того чтобы передавать осмысленные научные данные о Солнечной системе, эволюции и формах жизни на Земле, об историческом процессе и культурных достижениях, Веда Конг в режиме прямого эфира (без предварительной записи!!!) рассказывает обитателям планетной системы у звезды Росс 614 «историю развития производительных сил и на ее основе формирование идей, искусства и знания, духовной борьбы за настоящего человека и человечество, прослеживание ростков новых представлений о мире и общественных отношениях, долге, правах и счастье человека, из которых выросло, расцвело на всей планете могучее дерево коммунистического общества». Как сказали бы сегодня, занимается коммунистической пропагандой. Но зачем это нужно, если в другим мирах тоже восторжествовал коммунизм?.. Впрочем, ничего внятного при такой громоздкой и энергоемкой системе трансляции и придумать нельзя — лучше бы передавали несколько картинок с земными пейзажами в сопровождении классической музыки.

Далее. Поскольку машины глупы и громоздки, на околоземных искусственных спутниках работают люди, то есть фактически Ефремов описывает долговременные орбитальные станции на высоких геостационарных орбитах, называя их, как и Штернфельд, «спутниками». Понятно, что работа на орбите — всегда риск, и в романе встречается ситуация, когда из-за самодеятельности Мвена Маса, новоиспеченного заведующего внешними станциями Великого Кольца, погибает группа молодых «наблюдателей», работающих на одной из станций. Понятно, что такая ситуация не могла бы возникнуть, будь «спутник» полностью автоматизированным.

Еще хуже обстоят дела в дальней космонавтике. На звездолете «Тантра» стоят мощные «расчетные машины», но при этом экипаж вручную вычисляет характеристики траектории полета, пользуясь справочниками на металлических листках (!?). Сами эти машины хоть и работают быстрее человеческого мозга — например, только они могут осуществлять мгновенный маневр кораблем, избегая столкновения с метеоритом — имеют чудовищно неудобный интерфейс: при вводе данных пользователь должен дергать за массивные «рукоятки», нажимать многочисленные «кнопки», поворачивать «выключатели». Оперировать большими объемами электронной памяти такие машины не способны в принципе, посему звездные карты и справочные данные хранятся отдельно и вводятся по мере надобности для получения конкретных «ответов».

Можно привести еще массу примеров, но уже ясно: Иван Ефремов очень сильно ошибся с экстраполяцией развития электронно-вычислительных средств и недооценил их значение для космонавтики. К середине 1960-х годов, то есть еще до появления первых микропроцессоров и задолго до начала информационной научно-технической революции, эта ошибка стала очевидной: спутники и межпланетные аппараты успешно работали без участия человека. Даже пилотируемые космические корабли, включая «Восток», на котором летал Юрий Гагарин, заранее проектировались так, чтобы свести работу пилота к минимуму.

Сегодня мы наблюдаем, как быстро информационная революция меняет облик космонавтики. Американские планетоходы «Spirit» и «Opportunity» бегают по Марсу. Европейская станция «Huygens» совершила посадку на Титан. Межпланетный аппарат «Dawn» изучил Весту и направляется к Церере. Аппарат «New Horizons» летит к Плутону. Орбитальный телескоп «Hubble» позволил заглянуть в юность Вселенной. Орбитальный телескоп «Kepler» открыл тысячи планет у других звезд. Совершенно ясно, что и в дальнейшем изучение и освоение космоса будет связано с «умными» роботами. Даже когда люди вернутся на Луну и долетят до Марса, их, скорее всего, будут ждать там построенные в автоматическом режиме базы с запасами всего необходимого.

 Заметьте, все эти достижения принадлежат «загнивающему» Западу, который, по мнению автора «Туманности Андромеды», лишен будущего. Либерально-демократическая модель общественного устройства, к которой пришли развитые западные страны, оказалась более приспособлена к расширенному внедрению новых технологий, чем тоталитарная социалистическая модель, опирающаяся на суицидную эстетику личного самопожертвования в духе Мвена Маса. В сфере распространения информации социализм опять же уступает капитализму: достаточно вспомнить, что компоновочные чертежи корабля «Восток» и научно-технические детали полета Юрия Гагарина (величайшее достижение в истории СССР!) были рассекречены лишь в 2011 году (то есть через пятьдесят лет!), в то время как подробности американских пилотируемых космических программ «Mercury», «Gemini», «Apollo», «Space Shuttle» были доступны для публичного ознакомления, обсуждения и критики (что особенно важно!) с самого начала работ над ними.

Получается, главный тезис о необходимости построения коммунизма для развития космической экспансии, который отстаивал Иван Ефремов, отвергнут исторической практикой, что было вполне предсказуемо: земляне освоили и заселили планету до коммунистов и без коммунистов — из природного любопытства, а также в погоне за новыми ресурсами и возможностями (или, как сказала бы коммунистический пропагандист Веда Конг, «из жажды наживы»).

 4.

Вернемся к привлекательной идее Великого Кольца миров. Если наступление коммунизма не является необходимым и достаточным условием для выхода в космос и установления контакта с инопланетными цивилизациями, то что может способствовать обмену информацией между мирами? Проще говоря, если бы «загнивающие» капиталисты строили такое Кольцо, какие данные по нему циркулировали бы?

Ученые давно обсуждают этот вопрос в рамках программы SETI (Search for Extra-Terrestrial Intelligence) и вне ее. Оказывается, возможны как минимум три варианта, помимо бессмысленного послания «Мир, Ленин, СССР», отправленного из Евпаторийского центра космической связи в ноябре 1962 года.

Первый вариант. Высокоразвитые инопланетяне опасаются возникновения конкурентов, поэтому рассылают по Галактике специальный код, расшифровка которого может серьезно навредить «принимающей» цивилизации, а то и уничтожить ее. Такая ситуация описана в романе астронома Фреда Хойла и сценариста Джона Эллиота «Андромеда» («Andromeda», 1962).

Второй вариант. Высокоразвитые инопланетяне осознают свою ответственность перед слаборазвитыми цивилизациями (возможно, на почве религиозных убеждений) и распространяют научно-техническую информацию, помогающую последним перейти на более высокую ступень развития. Такая ситуация описана в романе астрофизика Карла Сагана «Контакт» («Contact», 1985).

Третий вариант. Высокоразвитые инопланетяне транслируют обучающие программы, которые при должном рвении позволяют понять и принять их культуру, со временем включившись в процесс освоения Галактики на правах младших «торговых» партнеров. Такая ситуация описана в романе математика Вернора Винджа «Глубина в небе» («A Deepness in the Sky», 1999).

Интересующимся советую обратить особое внимание на третий роман из списка — в нем представлена «капиталистическая» эвхрония, которая выглядит ничуть не менее привлекательной, чем коммунистическая. Виндж доказывает, что если человек останется человеком, то он будет способен на благородство, самопожертвование и морально-этический максимализм при любом устройстве общества, а вот если сделать из человека самоуверенного трудолюбивого зомби, последствия могут быть разрушительными.

 5.

Вероятно, Иван Ефремов и сам испытал разочарование в своих ранних идеях, увидев, как советская «весна» 1960-х годов сменяется скорыми «заморозками». Предощущением беды наполнен его второй роман о будущем — «Час Быка» (1968). Как водится, сокращенный вариант начал печатать журнал «Техника — молодежи», и его читатели с удивлением узнали, что не только коммунисты доберутся до звезд.

Сам автор в предисловии уверял, что цивилизация планеты Торманс, с которой вступают контакт земные коммунары, является фантастической экстраполяцией «гангстерского, фашиствующего монополизма, какие зарождаются сейчас в Америке и некоторых других странах, пытающихся сохранить "свободу” частного предпринимательства на густой националистической основе». Однако руководящие цензоры разглядели в романе другое — вариант, при котором социализм с невероятной легкостью превращается в олигархическую диктатуру. Посему роман быстро попал в число запрещенных и в отличие от «Туманности Андромеды» не переиздавался до 1988 года, став библиографической редкостью. Даже очень осторожного сомнения в правильности выбранного пути Ефремову не простили — еще одно печальное подтверждение тому, что с советской властью в период «заморозков» невозможно было говорить о вариантах будущего. В этом смысле дряхлеющее Политбюро ЦК КПСС мало чем отличалось от Совета Четырех, правящего на Тормансе.

Давайте зададимся вопросом: а что могла нести иным мирам цивилизация, построенная по лекалам казарменного социализма, в который медленно, но уверенно вползал Советский Союз к исходу 1960-х годов? Ответ дал сам Иван Ефремов: ничего, кроме ненависти и страданий. Да и нужен ли такой цивилизации контакт? Захочет ли она присоединиться к Великому Кольцу? Ведь потоки новой информации, видение иного образа жизни способны разрушить самый прочный тоталитарный уклад — как случалось не раз на Земле.

Любопытная историческая деталь. Роман «Туманность Андромеды» был впервые опубликован в 1957 году, незадолго до триумфального запуска первого советского спутника, а роман «Час Быка» начали печатать в октябре 1968 года, незадолго до полета корабля «Apollo-8», на котором американские астронавты облетели Луну, и закончили в июле 1969 года, в канун высадки Нейла Армстронга на лунную поверхность. Может быть, это просто совпадение. Но бывают ли такие совпадения?..

Категория: Статьи и эссе | Добавил: antonpervushin (29.04.2013)
Просмотров: 2178 | Теги: эссе, утопия, космическая экспансия, космонавтика, Иван Ефремов, фантастика | Рейтинг: 3.0/2
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]