 
Перейти к главе 1
Ева Ева пересекла дорогу. И сразу остановилась у первых редких деревьев. Вдохнула глубоко, еще глубже, еще глубже — так, чтобы закружилась голова. Выдохнула. С пятнадцати лет Ева ходила сюда почти ежедневно, в любой сезон и невзирая на погоду. Если по сторонним причинам ей не удавалось совершить вылазку, она начинала чувствовать растущую тревогу, словно здесь могла случиться какая-то страшная беда. Ева начала раздеваться. Сняла куртку-пуловер, рубашку, бюстгальтер, джинсы, трусики. Сложила одежду в пакет, спрятала в пустой норе под старой корягой. Присела, провела ладонями по мокрой после ночного дождя траве, стала умываться выпавшей водой: лицо, грудь, руки, подмышки, живот, лобок, бёдра, колени, икры, ступни. Завершив необходимую процедуру, выпрямилась. Теперь она была готова к восприятию тонких хемообменных процессов. Кожа слегка зудела, особенно в интимных местах, но Ева знала, что это пройдёт, как только она углубится в лес. Просто дорога была мощным источником загрязнения: углеводороды, оксид углерода, оксиды азота, бензапирен, альдегиды, сажа, формальдегид, ацетилен, метан, свинец, кадмий, сера, хлориды — дичайшая химическая смесь нарушала баланс на границе техногенной и биогенной сред за счёт последней, что не могло не сказаться на воде и почвах. Аккуратно обойдя поваленный, подгнивший и обсиженный многочисленными ксилофагами ствол погибшего в прошлом году столетнего тополя, Ева ступила под тень густых крон. Если честно, то местную флору лесом можно назвать лишь с серьёзной натяжкой. Точнее, некогда здесь и впрямь был дремучий лес, как в сказке, но затем поблизости проложили дорогу, сделали водозабор, а позднее и сама столица растущими микрорайонами добралась до этих мест, завалив окрестности строительным хламом, превратив девственный пейзаж, помнивший последнее Великое оледенение, в сочетание городского двора и мусорной свалки. Позднее власти спохватились и объявили территорию природно-историческим парком, включив в него три близлежащих озера и долину реки Рудневки. Тут даже начали проводить детские экскурсионные туры с обязательным посещением «святых» родниковых источников. Экология района улучшилась, но мегаполис настойчиво отбирал своё: локальные биотопы стремительно изменялись, сложившиеся биоценозы разрушались или замещались, симбиотические связи рвались. Однако как раз эти неизбежные процессы мало занимали Еву — она не принадлежала к числу так называемых «зелёных», которые почему-то ценят бездушную органику выше разумной деятельности, и, более того, прекрасно знала, что с началом эпохи глобализации, явная граница которой примерно совпадает с первыми космическими полётами, говорить о естественной среде обитания больше не приходится — всепланетная биота становится зависимой от разумной воли цивилизации: проще говоря, стихия замещается планированием, эволюционный отбор — выбором учёного, дикие сорта — культивированными. Иначе нельзя, иначе над общественным прогрессом будут довлеть угрозы голода, пандемий, дефицита ресурсов. Едва сформировавшись, цивилизация начинает строить искусственную биосферу, которая вытесняет естественную вплоть до изменения биологической сути самого человека. И теперь уже природе приходится терпеть и приспосабливаться к потребностям вида, переросшего эволюцию. Куда больше Еву интересовал рост информационного фонда биосферы, который вполне можно отследить даже на небольшом клочке придавленного городом леса. Если беспристрастно сравнивать биосферу с техносферой, то по критерию информационной ёмкости они практически сопоставимы: даже на современном уровне развития цивилизация, буквально вчера пережившая научно-техническую революцию, накопила информации на порядок больше, чем содержится в совокупном геноме всепланетной биоты. Кроме того, процесс появления и закрепления новой генетической информации идёт намного медленнее процесса возникновения осмысленной информации в техносфере, и здесь биосфера имеет лишь одно несомненное преимущество: внутри генома информация может сохраняться миллиарды лет, передаваясь от поколения к поколению, от вида к виду, а вот за данные, накопленные человечеством, поручиться пока нельзя — что осталось от той же античности, кроме обрывков рукописей, изувеченных статуй и мёртвых языков? Другое дело, когда начинаем сравнивать количество связей, по которым идёт информационный обмен между живыми существами. Если у человечества оно всё же ограничено и может быть подсчитано, то в биосфере практически не поддается учёту — даже оптимистичные оценки дают превосходство на двадцать порядков. И, самое важное, количество связей растёт быстрее, чем в техносфере, в том числе и за счет разумной деятельности. Наука только приходит к осознанию масштабов увеличения информационной ёмкости биосферы при взаимодействии с техносферой: человек создаёт новые источники материально-энергетических ресурсов, провоцирует мутации, формирует ландшафтные зоны, которых никогда не было на Земле. Однажды количество перейдёт в качество, и Ева с волнением ждала начала этого перехода, потому что тогда у неё появится много работы, которую в одиночку просто не выдюжить. Но где взять ассистентов? Где сослуживцы из Корпуса эко-коррекции? На эти тревожные вопросы она не могла найти ответы. И чувствовала себя Робинзоном — забытым на островке посреди бескрайнего океана. Только её остров был обитаем и населён людоедами. Ева шла к Чёрному озеру параллельно экскурсионным тропам. Хотя в парке были оборудованы специальные зоны для любителей шашлыков, всё же многие местные упорно игнорировали их, забираясь в чащобу и разводя костры из ломаных сухих веток. Местных не останавливали даже прямые запреты властей, вводимые в пики летнего зноя, что находилось за пределами понимания Евы: ведь они здесь живут, именно им глотать едкий дым горящего леса, именно им много лет смотреть на чёрные проплешины там, где раньше зеленела трава и тянулись к солнцу вековые деревья. Вот и сегодня Ева наткнулась на следы вчерашнего пикника. Несколько кирпичей, положенных друг на друга. Остывшая зола между ними. Выроненные шашлычниками куски жирной маринованной свинины. Сломанный шампур. Десяток разнокалиберных бутылок. Смятые грязные салфетки. Пластиковые стаканчики и тарелки. Пустые полиэтиленовые пакеты. Окурки. Участники пикника не подумали прибрать за собой, рассчитывая, очевидно, на смотрителей парка. Впрочем, смотрители ленились лазить в заросли, посему за экологический баланс вне троп приходилось отвечать Еве. Она легла ничком рядом с мусором, прижалась телом к траве и земле, окунула пальцы вытянутых рук в ближайшую лужу. Чтобы выжить в экстремальной обстановке, Робинзон использовал «дары природы». У Евы, лишённой доступа к оборудованию Корпуса эко-коррекции, тоже имелся подобный «дар» — её собственное тело. Да, оно было неловким, хрупким, болезненным, однако упорный психофизический тренинг позволил превратить его в детектор, чутко реагирующий на весь спектр взаимодействий органики внутри биоты, включая сложные сигнальные системы. Описать в человеческих словах и выражениях то, что ощущала Ева, подключаясь напрямую к биоте, невозможно, потому что на эти короткие секунды она словно бы сама превращалась в животное, которое не способно мыслить абстракциями и анализировать своё состояние, подчиняясь исключительно рефлексам. Лишь в последнее мгновение перед выходом ей изредка удавалось схватить просыпающимся сознанием сумбурную смесь впечатлений: оглушающий перестук сердец, нервное подёргивание усиков, рывки ложноножек, мучительное деление клеточных ядер, сосущий изнуряющий голод, стремительное совокупление, тягучее движение к свету, последняя конвульсия. Потом включался разум, и Ева получала готовые инструкции к дальнейшей работе. Так и теперь, едва встав, она начала действовать. Разбросала кирпичи, собрала золу в один из брошенных пакетов, после чего высыпала её под кусты дикой малины — отличное удобрение для рубусов. Затем вернулась к остаткам пикника и разбила все бутылки на мелкие осколки, часть из которых прикопала, задавая пространственную форму гифам будущего мицелия. Толстое стекло оставила на разбор сорокам и воронам. «Розочкой», сделанной из бутылочного горлышка, измельчила куски маринованной свинины, распределила полученный фарш вдоль муравьиных путей. Окурки перебрала — размокшие закидывала в пакет, крепкие оставляла у корней деревьев, памятуя о воробьях, недавно научившихся обкладывать свои гнезда использованными сигаретными фильтрами, которые оказались прекрасным утеплителем и репеллентом, отпугивающим клещей. Обломки шампура воткнула в землю под красной рябиной — летом дешевое железо проржавеет, насытив поверхностный слой почвы своим оксидом, что защитит растение от клейстотециев мучнисторосяных грибов и от рябиновой моли, которая скоро выйдет из куколок и начнёт откладывать яйца. Завершив утилизацию, Ева наполнила пакеты пластиковой одноразовой посудой, которую лесной биоценоз не способен усвоить, завязала и повесила на сук, намереваясь прихватить на обратном пути. Ева не всегда понимала смысл своих действий. Ясно, что распределение мусора по стратам позволяет упорядочить и, соответственно, ускорить освоение антропогенного ресурса, что повышает информационную связность биоценоза. Но куда чаще Еве приходилось заниматься более странными делами: разорять гнёзда или, наоборот, подсаживать выпавшего птенчика; охотиться на определённый вид жуков, поголовно истребляя их; горстями носить привозной песок с пляжей Белого озера в чащобу, закапывая его под кустарником. Будь у Евы под рукой накопительные базы данных эко-корректоров, она лёгким движением получила бы описание процедур с перечнем возможных результатов, но Робинзон полагается лишь на личный багаж знаний и на собственный нюх. Когда это началось? Ева хорошо помнила, как её жизнь разделилась на две части, которые с возрастом становятся всё более неравными. Точнее будет сказать, что она совсем не помнила ту прошлую жизнь, словно в её голове произошло полное замещение — одна личность стёрлась до нуля, а другая навечно заняла её место. Разумеется, Еве не составило труда узнать, что с ней было до замещения: мать во время возлияний с очередным дружком обожала перемывать косточки свекрови, а Ева была не глухая и умела сопоставлять информацию. Её история могла бы стать сюжетной основой для сумрачного романа а-ля Достоевский, но вряд ли станет, будучи ужасно банальной в контексте эпохи. Мать Вера забеременела в возрасте семнадцати лет от парня, который учился в одном с ней классе. Парень был из приличной семьи, твердо постановил жениться и воспитывать ребенка. Старшие выступили против, но парень наплевал на вялый родительский протест. Более того, внезапная беременность подружки настроила его на такой лад, что он решил уйти в самостоятельные: снял квартиру для своей юной семьи в доме за МКАД и пошёл вместо института в техникум поблизости. Естественно, загремел в армию. И, естественно, его там убили — на Первой Чеченской, при штурме Грозного. Наверное, в какой-нибудь святочной сказке родители отца раскаялись бы в содеянном разрыве, пригрели мать-одиночку и милую сиротку, но в реальности, как правило, бывает с точностью до наоборот. Свекровь скандально прогнала «прошмандовку» с похорон и велела никогда больше не звонить. Еву она считала «уродкой» и отказалась обсуждать будущее внучки даже с сотрудниками Центра помощи семье и детям, куда поначалу обратилась Вера. Через год дедушка и бабушка снялись вместе с дядей (у них, кроме отца Евы, был ещё младший сын) из Москвы и эмигрировали в Израиль — понятно, что после такого даже слабые связи, через общих знакомых, прервались. Небольшую помощь оказывала бабушка по материнской линии, но и её Ева отчего-то пугала, и она неоднократно намекала на то, чтобы сдать девочку в приют. Только Вера твёрдо стояла на сохранении семьи. Больше того, когда долги и проблемы начали зашкаливать, мать начала решать их кардинальным образом — настояла на переселении бабушки к себе на окраину, а квартиру в центре сдала каким-то иногородним бизнесменам. Поскольку теперь было кому сидеть с Евой, устроилась сразу на две работы: поварихой и уборщицей в офис юридической фирмы. Попытка была смелая и, возможно, у матери получилось бы справиться, но судьба свела её с младшим партнером фирмы, который не только был женат и, соответственно, имел семью, но и занимался самыми щекотливыми бандитскими делами. Понятно, что добром такая связь не могла кончиться. Мать рассказывала, бывало, собутыльникам о том, как во время кризиса девяносто восьмого года на злополучного любовника перевели «стрелку» по корпоративному долгу, и он прятался у неё на квартире от киллеров. В конце концов его вычислили и расстреляли прямо в подъезде, куда он вышел покурить. От всех этих переживаний бабушка слегла, а когда выздоровела, то решительно собралась и уехала к двоюродной сестре в Тверь. Жизнь Веры, так толком и не начавшись, покатилась под откос. Новую работу она не нашла да и не искала — доход с квартиры в центре позволял сводить концы с концами, а большего ей оказалось и не нужно. Зато плотно подсела на алкоголь — к такому времяпровождению ее невольно приучил покойный юрист-любовник, завсегдатай дорогих ресторанов, сам обожавший крепко выпить. Только вот денег на рестораны у матери никогда не хватало, посему она предпочитала пить на квартире или во дворе с такими же бездельниками. Разумеется, тут же потянулась бесконечная вереница мимолётных сожителей, ни один из которых даже не думал о том, чтобы стать для Евы отчимом. Впрочем, оно и к лучшему. Такое сумрачное бытие, ныне полностью стёршееся из памяти Евы, продолжалось до её тринадцатилетия. В тот день Вера привычно пригласила приятелей со двора отметить торжественную дату. Начали с портвейна, продолжили водкой. Тёплая погода позвала гульнуть, и компания, прихватив именинницу, отправилась на Белое озеро, где обильные возлияния продолжились. Мать набралась и отключилась, а собутыльникам было глубоко безразлично, что происходит с Евой. Девочка в купальнике бесцельно бродила по пляжу, перебирала камешки, познакомилась со смешной лохматой собачонкой, а потом отошла за кусты справить малую нужду и только присела, спустив трусики, как её подхватил какой-то вонючий и заросший по брови мужик. Зажав Еве рот, он потащил вяло сопротивляющуюся девочку в глубь леса, отыскал овражек, швырнул её на дно и несколько раз сильно ударил обломком кирпича по голове. Обливаясь кровью, Ева потеряла сознание. Похититель изнасиловал беспомощного ребенка и снова ухватился за кирпич — ударил ещё два раза с явным намерением добить, но тут его, к счастью, спугнула собака, прибежавшая посмотреть, куда делась новая подружка. На отчаянный лай собрались и взрослые. Еву отправили в реанимацию и вытянули-таки с того света. Только теперь в её маленьком изломанном тельце жил совсем другой человек. Когда девочка впервые пришла в себя после случившегося, на неё обрушилось целое цунами из чувств и воспоминаний. Она больше не была тринадцатилетней неприкаянной сиротой из пригорода — она была высшим офицером Корпуса эко-коррекции, членом Совета специалистов с правом голоса, харизматичным лидером, пользующимся заслуженным почётом среди обитателей внешнего конуса, несмотря на присущие последним нонконформизм и открытое презрение к любым формам иерархии. На её счету было три десятка проектов биосферной оптимизации, которые она довела до завершения в качестве автора, конструктора и координатора. Она привыкла воспринимать себя уважаемым специалистом, каждое слово которого имеет вес. Она привыкла пользоваться высоким статусом и получать от мира соответствующие блага. Она привыкла к комфорту и технической поддержке, обеспечиваемой всей мощью высокого разума. И теперь она была шокирована тем, что оказалась вырвана из привычной, предсказуемой и послушной среды, кинута в чуждый мир, закована в хрупкую оболочку — без оборудования, без доступа к интерактивным базам данных, без опытных ассистентов и консультантов. Такое нужно было переварить, и некоторое время Ева оставалась в прострации, принятое врачами за проявление посттравматического синдрома. Потом она собрала волю и признала, что ситуация экстраординарная. Во время трансгалактического рейса случилась серьёзная катастрофа, иначе Ева помнила бы, как оказалась здесь. То есть была утеряна значительная часть информации, накапливаемой операционно-манипуляционной сетью при сопровождении индивидуальных трансформаций. Научным экспериментом подобное быть не может. Получается, Ядро спасало всё, что могло спасти, не просчитывая последствия. И теперь от настоящей Евы остался лишь подпорченный слепок, который сохранили и транслировали с непонятной целью. Зачем? Лучше дали бы умереть!.. Впрочем, она недолго размышляла о смертельном исходе. Обитатели Ядра никогда не принимают глобальные решения, не согласовав их с Советом специалистов, — следовательно, та прежняя Ева голосовала за проект и, скорее всего, в нём участвовала. Значит, у неё были веские причины для того, чтобы оказаться здесь на положении Робинзона. Хотя Ева лишилась части своей личности и не знала о сути проекта, запущенного Ядром, она оставалась практиком до мозга костей. И, когда её выписали из больницы, начала осваиваться в новом мире. На изучение доставшегося ей тела, его биографии, местного языка, быта и пространства ушёл почти год. К тому времени Ева уже могла вставать и без посторонней помощи перемещаться по квартире. Сбритые хирургами волосы отросли до плеч, скрыв шрамы. Бабушка приехала из Твери помогать матери выхаживать искалеченную девочку, но стала бояться внучки ещё больше, интуитивно почувствовав, что после нанесённых травм ребенок стал совсем другим. Поэтому когда Ева явно пошла на поправку, бабушка не стала задерживаться, и всё вернулось на круги своя: в гости к матери опять зачастили собутыльники, на кухне зазвенели рюмки, в соседней комнате зазвучали громкие голоса, пьяные песни и сладострастные всхлипы. Ева равнодушно взирала на бедлам, ведь он почти не покушался на её мир осознания себя. В сущности Вера была не самой плохой матерью — по утрам, мучаясь похмельем, всё же прибирала в доме, стирала бельё, ходила в магазин и на рынок, следила за чистотой, одеждой и здоровьем Евы. Но девочка росла, офицер Корпуса эко-коррекции набирал в ней силу, и конфликт был неизбежен. Как-то раз очередной любовник матери, возвращаясь ночью из туалета, перепутал двери комнат и впёрся к Еве, причём не заметил разницы и сразу полез в кровать. Ему захотелось любовных утех, и он попытался взгромоздиться на девочку. Ева приняла бы его, но тут её тело впервые сработало как диагностический детектор: мужчина нёс в себе мутацию, способствующую развитию подострой некротизирующей энцефаломиопатии. В то время Ева еще не знала, как называется такое генетическое заболевание на местном языке, поэтому просто отреагировала на подсознательный сигнал опасности. Сработали боевые навыки офицера — бой-френд вдруг оказался на полу, а цепкие маленькие пальчики уже сдавливали горло, и острые колени упирались в грудь. Любовник забился, заорал, попытался сбросить девочку и получил сильнейший удар в пах. Всё же он был массивнее и сильнее, поэтому сумел освободиться и с воем понёсся по коридору, сшибая вешалки для одежды. Сказать, что мать была ошеломлена, значит ничего не сказать. Сначала она истерически наорала на Еву, потом на коленях просила прощения, потом напилась в одиночестве до алкогольного делирия, называемого «белочкой», потом демонстрировала злое отчуждение, потом опять просила прощения со слезами и заламыванием рук. Но визиты сомнительных друзей прервались — Вера начала выпивать вне квартиры, но и пропадать при этом на три-четыре дня. Еву это вполне устраивало: к тому времени она без особого труда освоила ноутбук, купленный матерью для интернет-общения, и впитывала местную культуру, как губка. И примерно тогда же Ева начала совершать свои вылазки в парковую зону, подключаясь к биоте. Разумеется, и в лесу не обходилось без происшествий. Еву всегда удивляло трепетное отношение местных к обнажённому телу. Можно подумать, сами они сотканы из воздуха и солнечного света. Её несколько раз задерживала милиция, вызванная бдительными гражданами. За ней подглядывали вуайеристы. Как-то раз во время очередного контакта с биотой Еву похитила компания юных гопников, вообразивших, что шестнадцатилетняя девушка не способна себя защитить. Отвезли на дачу и собрались устроить весёлую многодневную оргию. В принципе, Ева была не против, но по дороге провела морфологический и генетический анализы похитителей, обнаружила массу отклонений, вплоть до явной дегенеративности, и вместо оргии учинила побоище, благо гопники находились с ней в одной весовой категории и не отличались высокой скоростью реакции. Слухи о странном происшествии разнеслись по району, к Вере даже заявился участковый, но, глянув на Еву, немедленно ретировался. Ева продолжила свои вылазки как ни в чем не бывало. Местные стали её бояться, а отдыхающие из других районов, случайно завидев во время прогулки, впадали в прострацию или громко высказывали неодобрение. Впрочем, всё это был лишь фон её новой жизни, не заслуживающий долгого обсуждения. Самое важное происходило внутри. Ева потихоньку восстанавливала воспоминания о своей службе в Корпусе эко-коррекции. Перед внутренним взором проплывали причудливые пейзажи. Сверкал ледник. Прорастала колючками чёрная трава. В зелёном небе парили четырёхкрылые птицы. Яростно бились рогатые бронированные животные. Перепрыгивали с ветки на ветку мелкие ящерицы с красными гребнями. Над пропастью вили ловчую сеть гигантские арахниды. Выныривала из тёмных вод плоская рыбина, похожая на остров. Иногда в снах Еве казалось, что она вернулась туда — в прекрасные миры, требующие её внимания и заботы. Но потом наступало неизбежное пробуждение, и она раз за разом оказывалась в маленькой полутёмной квартирке на окраине мегаполиса, задыхающегося в собственных миазмах. Ева свыклась с таким форматом существования, однако её продолжало беспокоить, что новые знания и умения, которые она приобретала почти каждый день, не приближали к пониманию произошедшего. И самое печальное — оставалось загадкой, когда и чем всё это закончится. Ева признала ограниченность своих возможностей. Тело, которое любезно предоставила ей местная биосфера, не способно решить сложнейшую совокупность задач, которые стоят перед эко-корректорами, превращающими дикие миры в оптимизированные многофункциональные системы, подчинённые разумной воле. Еве были нужны ассистенты — более развитые, более способные, более коммуникабельные. И связанные с ней узами общего происхождения. Очевидный способ заполучить таких ассистентов — родить их. И Ева начала искать партнеров. В основном это были случайные мужчины, некоторые совсем мальчишки, попадавшиеся ей в парковой зоне или окрестностях. Тело, превращённое в импровизированную лабораторию, помогало проводить беглый анализ генотипа и фенотипа кандидатов, выявляя негативные мутации и дефекты онтогенеза. Если кандидат в будущие отцы проходил проверку и не выказывал откровенного испуга или отвращения, Ева увлекала его за собой в укромное место посреди леса. Если вдруг выказывал, в дело шли половые аттрактанты, способные возбудить и мертвеца, — и всё опять же заканчивалось на лесной подстилке. Промахов у Евы не случалось — каждый такой акт завершался оплодотворением и беременностью. Только вот до родов пока ни разу довести дело не удалось — на одиннадцатой неделе тело, тщательно изучив плод, отторгало его. Возможно, появись дети от случайных соитий на свет, они были бы вполне здоровы, однако Еве не нужны были просто здоровые дети — ей нужны были помощники, способные срастаться с биотой. Так продолжалось много лет, и Ева пока не отчаялась. У неё не было иной возможности переломить ситуацию, и она пользовалась тем, что дано, надеясь на счастливое совпадение. Приблизившись к берегу Чёрного озера со стороны леса, Ева услышала голоса и встрепенулась. Пляжи находились южнее, на Белом озере, а здесь, среди неухоженных зарослей, было много тихих полянок, куда приходили отдыхающие, стремившиеся к уединению. Ева сделала ещё несколько шагов и разобрала обрывок беседы: — ...Кстати, по твоему случаю анекдот вспомнился. Звонок в техподдержку провайдера. Спрашивают: «Скажите, пожалуйста, я тут скачал файл из Интернета. Я с ним ознакомился и теперь хочу положить обратно. Как это сделать?». Техподдержка отвечает: «Вот из-за таких мудаков скоро в Интернете файлов совсем не останется!». Послышался отрывистый смех, больше похожий на кашель. — А если серьёзно, — продолжил рассказчик анекдота, — советую тебе всё же подумать о переходе на Убунту. Скоро продвинутый Какомицли появится, с ним даже чайник работать может. Винды задолбали нереально... Двое. Мужчины. Почти идеальный вариант. Ева выскользнула сквозь кусты на свободное пространство. Парочка сидела прямо на траве, вытянув ноги. Рядом валялись бутылки с вином, расставлены бумажные тарелки с легкой закуской. Заметив движение, мужчины обернулись. — Ух ты, чёрт! — пробормотал рассказчик анекдота. Он тут же вскочил на ноги и оказался очень высоким. Таращился с изумлением на Еву. Но при этом не преминул оценить её быстрым взглядом: лицо, грудь, бёдра, лобок. Второго из собутыльников Ева раньше встречала: он был гораздо ниже и массивнее приятеля, а ещё сутулился и вечно прятал руки в карманах брюк, словно мёрз. — Здравствуйте, милая женщина, — сказал высокий, обращаясь к Еве. — Тут нудистский пляж? А мы не знали, извините. Но вы нас не стесняйтесь — проходите, купайтесь. Чувствуйте себя, как... в джакузи. Сутулящийся разразился кашляющим смехом. Отсмеявшись, посоветовал: — Брось распинаться, Василий. Это Ева. Дурочка местная. Аутистка. И немая до кучи. Как вошла в возраст, бегает голая и всем даёт. Нравится ей, наверное. Её уже половина микрорайона перетрахала. — Если красавица на хер бросается, будь осторожен — триппер возможен! — продекламировал высокий с непонятным выражением на лице, а сутулящийся вновь засмеялся-закашлялся. Ева шагнула к высокому и, протянув руку, коснулась небритой щеки. Между ними проскочила невидимая искра. Высокий, почувствовав укол, отшатнулся. Ева провела анализ. Для горожанина удивительно здоровый тип. Возраст — тридцать пять лет. В хромосомном наборе нет значительных отклонений от нормы. Плоскостопие, гастрит, лёгкая близорукость, небольшой избыток веса — фенотипная ерунда. Значит, можно попробовать. Ева легла на траву и приглашающе раздвинула ноги. — Гондоны есть? — хрипло спросил высокий у приятеля. — Чего? И впрямь захотелось? — удивился тот. — Не. Откуда? Мы ж сюда не за этим. И не даст она с гондоном-то, проверено. — Сам, что ли, проверял? Сутулящийся хмыкнул, потёр нос, но не ответил. — Ладно, рискнём здоровьем. — Высокий начал расстёгивать ремень на джинсах. — А ты отойди. Я при посторонних не могу. — Ну ты вообще борзый, Василий! — прокомментировал приятель. — Сколько тебе надо-то? — Минут за десять справлюсь. Вали давай... Дожидаясь, пока высокий справится со штанами, Ева смотрела в небо. Погода здесь менялась очень быстро. С утра было облачно, потом ненадолго выглянуло солнце, сейчас низкие облака сгущались и клубились, обещая дождь. Биота предсказывала большее — настоящую бурю. Пусть грянет буря! Этот дикий мир созрел для неё.
Конец ознакомительного фрагмента. Повесть в составе сборника можно приобрести ЗДЕСЬ. |
